На развалинах старой Европы построят Европу новую?
Вот так и наступает конец света, без рева и грохота, но с банальными шаблонами и штампами.::: Кризис выходит из-под контроля, и Армагеддон приближается к краю пропасти. «Европа» слишком велика, чтобы потерпеть крах. Но она также слишком велика, чтобы добиться успеха. Каждая информационная программа новостей это ускоренный курс по экономике, каждый заголовок это подстрекательство к суициду. Но поскольку мы не воюем, и суть происходящего понимают немногие, остальные просто не могут в это поверить. Наблюдая за падением Икара, они чувствуют, что боги гневаются, но все равно тихо и послушно возвращаются к своему плугу.На этой неделе эхо от европейского кризиса 2008 года вышло за пределы крупных финансовых операций. Экономика, может, и приперла политику к стенке, но в Греции, Италии и, что самое важное, в Германии политика наносит ответный удар, причем весьма болезненный. Вопя, изрыгая проклятия и задыхаясь от возмущения, она заявляет, что сыта экономикой по горло, и вбивает ее в дорожную пыль. Вчера политика заявила свои права на первый скальп, потребовав нового руководителя для Греции.
Нет никакого смысла в высокомерных заявлениях приверженцев Евросоюза о том, что «зря» Грецию приняли в еврозону. Не просто зря. Это было преступление. Бессмысленно стенать по поводу нежелания немцев спасать греков и римлян и позволять их банкирам печатать миллионами новые деньги. Бесполезно стращать кого-то и мечтать. 50-летняя фикция закончилась. Как часто случалось в истории прежде, на развалинах старой Европы необходимо построить Европу новую, и нам лучше побыстрее привыкнуть к этой мысли.
Какая-то огромная насмешка заключается в том, что старая Европа на своем последнем издыхании добивается того, чего она всячески пыталась избежать в 1950-е годы – господства Германии. Единственное, в чем я могу согласиться с моим коллегой Тимоти Гартоном Эшем (Timothy Garton Ash), который написал вчера свой комментарий, это в том, что «если еврозоне суждено спастись, то она спасется в виде финансового союза, действующего в основном на немецких условиях». А теперь замените слово «финансовый» на «политический», как того требует честность, и мы с вами вернемся в мерзкую первую половину 20-го века. Европейский союз всегда действует на чьих-то «условиях», и условия эти почти никогда не имеют ничего общего с согласием.
Но сегодня есть одно отличие. Гартон Эш может требовать «бюджетной, долговой и платежной дисциплины, которой Германия с впечатляющим результатом придерживается последнее десятилетие, а теперь хочет распространить на всю еврозону». Возможно, это «как раз то, что нужно Европе». Однако то, что нужно Европе, не предусматривает принудительное навязывание того, что хотела бы видеть Германия.
Мы могли бы сказать то же самое о Британской империи в зените ее могущества: мол, британская дисциплина это как раз то, «что нужно народам Индии и Африки». А потом их можно косить из пулеметов, если они не согласятся. У Германии нет бронетанковых дивизий, как нет у нее и стремления к политическому доминированию в Европе. А без такого желания нет и средств принуждения. Подразумеваемое немецкое господство, о котором говорят упрямые приверженцы ЕС, заменяя его эвфемизмом «финансовый союз», это архаичная, опасная, элитарная и, к счастью, невозможная вещь.
Парадокс состоит в том, что такая невозможность является заслугой самого послевоенного европейского движения. Это движение добилось своей цели, освободив страны Европы от страха перед германским владычеством. Такое освобождение позволило Франции гордо поднять голову, Британии – наслаждаться своей полуобособленностью, Скандинавии – думать за себя, а Центральной Европе – свободно дышать. Да, евросоюзное лобби сколотило институты для создания соединенных штатов Европы, однако это была бесплодная затея, которая играла на руку германскому реваншизму.
Трагедия состоит в том, что главным двигателем Европейского Союза стала общая валюта. Этот якобы безвредный инструмент является оружием массового экономического уничтожения. Она наложила свою липкую лапу на очень разные национальные экономики, взяв их в тиски и заставив сотни тысяч рабочих и членов их семей бежать из «переоцененных» стран Восточной и Южной Европы на север в поисках работы. Другие остались дома, но только из-за государственных рабочих мест, финансируемых за счет безрассудных внешних заимствований. Причина заключалась не просто в привязке курса евро к немецкой марке, а в жесткой привязке всех слабых валют к более сильным. Ресурсные затраты на евро за последние два десятилетия должны быть колоссальными.
Общая валюта как средство навязывания размеров зарплат или финансовой дисциплины неконкурентоспособным государствам это грубая экономическая санкция. Как и все остальные санкции, она развращает и извращает внутреннюю политику, и усиливает враждебное отношение электората к внешнему давлению. Для еврократов такая враждебность, как и сама демократия, является лишь незначительной трудностью местного масштаба. Но рано или поздно наступает критический момент. Греки и итальянцы свергают лидеров, которые их не слушают, а немецкие избиратели грозят сделать то же самое. Европейский политический союз, ставший всеобщей мечтой для фантазеров-провидцев, потерпел окончательное фиаско.
Некоторые конфедерации выживают, например, США, Индия и Соединенное Королевство (пока). Но ЕС всегда был сладкой пилюлей элитарной дипломатии, и народы Европы поддерживали его лишь до тех пор, пока думали, что он будет давать им деньги. ЕС пытался создать некую политическую общность из культур, которые из-за своих различий бросали вызов и Габсбургам, и Бурбонам, и Наполеону, и Гитлеру. Политический союз это дискредитировавшая себя ортодоксия, и его сторонники должны достойно капитулировать.
Самый здравый способ для продвижения вперед состоит не в создании очередных подпорок для евро на каких-то новых и временных рубежах, и не в бессмысленном латании дыр. Те государства, которые искренне желают слить свои политические институты воедино с институтами соседей (а таких должно быть очень немного), должны найти общие позиции и взаимопонимание в рамках евро.
Страны Южной Европы должны восстановить свою экономическую обособленность, обрести политическую энергию, списать долги и девальвировать собственные валюты, как поступила Британия. А затем Европа сможет обрести новое состояние равновесия. Все эти метафоры о «двухскоростной» Европе, о внутренних и внешних клубах, о поездах и самолетах, на которые кто-то опоздал – они бессмысленны. Прав Николя Саркози, права Ангела Меркель, прав Дэвид Кэмерон. Европе явно и срочно необходима новая, более гибкая конституция.
Эту конституцию будет легче очертить в общем виде, чем разработать детально. Каким-то образом в ней необходимо сохранить (переоцененные) достижения свободной торговли, но согласиться с тем, что в Европе будет разнородная конкурентная среда. Немецкий Рейхстаг и Бундесбанк не смогут издавать законы о труде за греков, принимать решения о продолжительности рабочей недели за итальянцев и решать за англичан, где должны быть налоговые оазисы. Валюты наименее конкурентоспособных стран надо пустить в свободное плавание. Одно дело, когда ты сам бьешь себя кнутом девальвации или плеткой жесткой экономии. Совсем другое, когда указы диктуют некие неподотчетные тебе иностранные агентства, как происходит сейчас в Греции и Италии. В этой печальной повести не может быть более катастрофической последней главы, чем грубое навязывание немецкой «дисциплины» наиболее слабым членам ЕС. Кто будет проводить в жизнь эти меры?
Европа это континент, а не панацея. Ее нельзя больше рассматривать в качестве идеологической конструкции, адепты которой видят в любом брошенном ей вызове посягательство на ее непогрешимость. Традиционно сила Европы заключается в ее разнообразии. Но такое разнообразие - не выставка национализмов. Всякий раз, когда центральная власть отрицает это и пытается навязать «союз», результат оказывается катастрофическим. После этого всегда возникает необходимость восстанавливать и заново утверждать суверенитет государств. На сей раз катастрофа носит экономический характер. И ее еще можно предотвратить.
Саймон Дженкинс
inosmi.ru
